Обсидиановая бабочка - Страница 125


К оглавлению

125

Заросли? Сколько же времени я в отключке?

В комнату вошел мужчина. Вроде знакомый, но я его не знала. Высокий, светловолосый, очки в серебристой оправе.

- Я доктор Каннингэм, и я очень рад, что вы очнулись.

- Я тоже, - ответила я.

Он улыбнулся и стал меня осматривать. Заставил меня взглядом следить за светом фонарика, за своим пальцем и так долго смотрел мне в глаза, что я встревожилась.

- У меня было сотрясение?

- Нет, - ответил он. - А что? Голова болит?

- Слегка, но я это списываю на запах шалфея.

Он вроде бы смутился.

- Я прошу прощения, миз Блейк, но она сочла это очень важным, и хотя я, честно говоря, не знаю, ни отчего вы вообще стали умирать, ни почему перестали это делать, я ей разрешил делать то, что она считает нужным.

- Я думала, что у меня остановилось сердце.

Он воткнул трубки стетоскопа в уши и прижал стетоскоп к моей груди.

- Технически говоря, так и было. - Он замолчал, прислушиваясь к сердцу. Попросил меня дышать, потом что-то записал на листе, прикрепленном к спинке кровати. - Да, у вас остановилось сердце, но я не знаю почему. Ни одно из ваших ранений не было настолько серьезно, да и вообще вовсе не смертельно.

Он покачал головой и встал.

- А откуда у меня на груди ожоги?

- Мы запускали вам сердце дефибриллятором. Он иногда оставляет ожоги на коже.

- А давно я здесь?

- У нас? Два дня. Сегодня третий.

Я попыталась не паниковать. Два дня упущено.

- Были еще убийства?

Улыбка погасла на его лице, глаза стали еще серьезнее.

- Вы об убийствах с увечьями?

- Да.

- Нет, тел больше не было.

Я с облегчением выдохнула:

- Уф!

Он уже хмурился:

- Вопросов о своем здоровье вы больше не задаете? Только об убийствах?

- Вы сказали, что не знаете, отчего я чуть не погибла и отчего вдруг выжила. Меня, кажется, спасла Леонора Эванс.

Ему стало не по себе еще больше.

- Я только знаю, что, как только мы позволили ей возложить на вас руки, давление у вас стало восстанавливаться, и вернулся сердечный ритм. - Он покачал головой. - Я просто не знаю, что случилось, вы и не представляете, как врачу, любому врачу, трудно признаться в своем невежестве, иначе мои слова потрясли бы вас больше.

Я улыбнулась:

- На самом деле я уже бывала в больницах. Я ценю вашу честность и то, что вы не пытаетесь присвоить себе мое чудесное исцеление.

- Чудесное - точное слово. - Он тронул шрам от ножа у меня на предплечье. - Вы просто собрание военных травм, миз Блейк. Думаю, вы много больниц повидали.

- Пришлось, - сказала я.

Он покачал головой:

- Вам сколько - двадцать два, двадцать три?

- Двадцать шесть.

- Выглядите моложе, - заметил он.

- Это из-за маленького роста.

- Нет, - возразил он, - не из-за него. Но все равно столько шрамов к двадцати шести годам, миз Блейк, это плохой симптом. Я проходил практику в очень скверном городском районе, миз Блейк. И у нас много бывало парней из шаек. Если они доживали до двадцати шести, то тела их имели такой же вид. Шрамы от ножевых ран... - он наклонился и поднял рукав моей рубашки, коснулся зажившей пулевой раны выше локтя, - пулевых ранений. У нас даже была банда оборотней, так что я шрамы от клыков и когтей тоже видел.

- Наверняка это было в Нью-Йорке, - сказала я.

- Как вы угадали? - моргнул он.

- Закон запрещает намеренное заражение несовершеннолетних ликантропией даже с их согласия, так что вожаков банд приговорили к смерти. И послали специальные силы, чтобы вместе с лучшими полицейскими Нью-Йорка стереть их с лица земли.

Он кивнул:

- Я уехал из города еще до того. И лечил много таких ребятишек. - Глаза его затуманились воспоминанием. - Двое таких перекинулись в процессе лечения. Их больше не пустили в больницу. Тех, кто носит эти цвета, бросали подыхать.

- Думаю, они почти все и так выжили, доктор Каннингэм. Если исходная рана не убивает на месте, то вряд ли они умерли.

- Пытаетесь меня утешить? - спросил он.

- Быть может.

Он посмотрел на меня сверху.

- Тогда я вам скажу то, что говорил им всем. Бросайте это дело. Бросайте или вам никогда не дожить до сорока.

- Честно говоря, я думаю, доживу ли я до тридцати.

- Шутите?

- Да, наверное.

- Как говорит старая пословица, в каждой шутке есть только доля шутки.

- Что-то я не слышала такой поговорки.

- Прислушайтесь к себе, миз Блейк. Примите мои слова к сердцу и найдите себе работу не такую опасную.

- Если бы я была копом, вы бы мне такого не стали говорить.

- Мне никогда не приходилось лечить полисмена с таким количеством шрамов. С подобным случаем в моей практике я встречался всего один раз, не считая тех бандитов, это был морской пехотинец.

- И ему вы тоже посоветовали сменить работу?

Он посмотрел на меня серьезными глазами:

- Война тогда уже кончилась, миз Блейк. Военная служба в мирное время не столь опасна.

Он смотрел на меня очень серьезно. На моем непроницаемом лице доктор ничего бы не прочитал. Он вздохнул:

- Поступайте как хотите, и вообще это не мое дело.

Он повернулся и пошел к двери. Я сказала ему вслед:

- Доктор, я очень вам благодарна за то, что вы сказали. Я серьезно.

Он кивнул, держа стетоскоп за два конца, как полотенце.

- Вы оценили мою заботу, но совет мой не примете.

- Честно говоря, если я выберусь из этого дела живой, доктор, то хотела бы взять отпуск. Дело даже не в количестве ранений. Меня начинает беспокоить размывание моральных устоев.

Он потянул за концы стетоскопа.

- У вас получается как в старом анекдоте: "Если вам кажется, док, что у меня плохой вид, посмотрели бы вы на того парня".

125